Песня из фар край 3 сжигаем коноплю как называется

Блестит белок. В машине темень и жара. И бьются ноги в потолок, как белоснежные прожектора! Так бьют рабынь. Она в заплаканной красоте срывает ручку как рубильник, выбрасываясь на шоссе! И взвизгивали тормоза. К ней подбегали, тормоша. И волочили и лупили лицом по лугу и крапиве Подонок, как он бил тщательно, стиляга, Чайльд—Гарольд, битюг!

Вонзался в дышащие ребра ботинок узенький, как утюг. О, упоенье оккупанта, изыски деревенщины У поворота на Купавну бьют даму. Веками бьют, бьют молодость, бьет торжественно набата свадебного гуд, бьют даму. А от жаровен на щеках пылающие затрещины? Мещанство, быт — да еще как! Но чист ее высочайший свет, отважный и божественный. Религий — нет, знамений — нет. Есть Женщина!.. Она как озеро лежала, стояли глаза как вода, и не ему принадлежала как просека либо звезда, и звезды по небу стучали, как дождик о темное стекло, и, скатываясь, остужали ее горячее чело.

Бьёт дама В чьем ресторане, в чьей стране — не вспомнишь, но в полночь есть 6 парней, есть стол, есть Новейший год, и дама разгневанная — бьет! Быть может, ей не подошла компания, где взоры липнут, как будто листья банные? За что — непринципиально. Означает, им положено — пошла по рожам, как белье полощут. Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая! Вмажь майонезом лысому в подтяжках.

Массируй им мордасы! За все твои будущие матрасы, за то, что ты во всем передовая, что на земле издавна матриархат — отбить, обуть, быть умной, хохотать, — таковая мука — непередаваемо! Влепи в него салат из солонины.

Мужчины, рыцари, куда ж девались вы?! Так охото к кому—то прислониться — как досадно бы это не звучало Бей, реваншистка! Жизнь — как белоснежный танец. Не он, а ты его, отбивши, тянешь. Пол—литра приобретешь за деньги. Как он скучен, хрыч! Намучишься, пока расшевелишь. Ну можно ли в жилет пулять мороженым?! А можно ли в капронах ожидать в морозы? Самой восьмого брать мимозы — можно?! Виновные, валитесь на колени, колонны, люди, лунные аллейки, вы без нее издавна бы околели! Смотрите, из—под грязного стола — она, шатаясь, к зеркалу пошла.

Фавориты лупили навылет — ни черта! Продырявленный, точно решёта, утешаю ажиотаж: «Поглазейте в меня, как в решётку, — так шикарен пейзаж! Осторожнее, милая, тише Нашумело меняя места, Я ношусь по Рф — как птица отвлекает огонь от гнезда. Всё болишь? Ночами пошаливаешь? Ну и плюс! Не касайтесь рукой шершавою — я от судороги — валюсь. Нереально расправиться с нами. Невозможнее — выносить. Но ещё невозможней — вдруг снайпер срежет нить!

Эту ложечку вертикальную осторожненько соберя, ты отложишь для себя в телекамеру для фамильного серебра. Либо режут мне глаза прожектора? Шарф срывает, шаль срывает, мишуру. Как сдирают с апельсина кожуру. А в очах тоска таковая, как у птиц.

Этот танец именуется «стриптиз». Страшен танец. В баре лысины и свист, Как пиявки, глазки пьяниц налились. Этот рыжий, как обляпанный желтком, Пневматическим исходит молотком! Тот, как клоп — апоплексичен и страшон. Апокалипсисом воет саксофон! Проклинаю твой, Вселенная, масштаб!

Марсианское сиянье на мостах, Проклинаю, обожая и дивясь. Проливная танцует дама под джаз!.. Она сядет, сигаретку разомнет. Закажите мне мартини и абсент». Даже ежели — как исключение — вас растаптывает масса, в людском назначении — девяносто процентов добра. Девяносто процентов музыки, даже ежели она беда, так во мне, невзирая на мусор, девяносто процентов тебя.

Далеко-далеко, там, где стиль Арт-деко смешивался с этрусскими вазами. Далеко-далеко, где туман — молоко под лиловыми русскими вязами… Где моя Медико? В холодящем трико, босоножки с грузинскими стразами? На служебном арго ты с наркотиками повязана. Ежели нету Клико, коньячку полкило за фуррор всенародный и кассовый!

Не легко? Не просто что на сердечко легло никому никогда не рассказывай. Вальс при свечках Любите при свечках, танцуйте до гудка, живите — при на данный момент, любите — при когда? Ребята — при часах, девчата при серьгах, живите — при на данный момент, любите — при Постоянно, прически — на плечах, щека у свитерка, начните — при на данный момент, очнитесь — при постоянно.

Дворцы сминаемы. А плечи все свежайши и несменяемы. При королевстве чьем? Не ерунда принципиальна, а принципиально, что пришел. Что ты в очах влажна. Зеленоватые в ночах такси без седока Залетные на час, останьтесь навсегда Вамп-2 Вы — вампы, с утра несчастные банты, крутые, как ртутные лампы, Лолиты и Иоланты, пиявки а-ля Вивальди — для вас кровь живую подайте!

Мне в птицах шприцы чуются — вы — вампы, беззащитные чудища, трансплантирующие таланты. Мысль смеялась и рыдала, рожденная кистью Ван Дейка, на данный момент обернулась вурдракулой, Вандеей. Вы — вампы У всех мобильники! Всё больше ненатурального, искусственного. Авто нерест летит из Кунцево. С обочин мигают, как лампочки, озабоченные вурдавалочки.

Мы все дерём у Монтеня, утомились от террора. Но 2-ая материя желает крови от первой. Примешивая к лаванде веселящийся газ, василевские ванды доносили на нас. Вампилова утопили. Вурдалагерная Наша родина, ты сейчас обоюдный вамп.

Озы сбросят наркозы, наркотический ямб оставит следы на коже. Я — вамп. Я жизнь сосу из читателей, черепок кровеня. Но Мадонне Констабиле не прожить без меня. Моей донорской кровью помогая десанту, жизнь вторую открою я Марселю Дюшампу. Катерининская береза тронет бедрами — и мне амба. По-родственному разберемся. Мы — вампы. Васильки Шагала Лик ваш серебряный, как алебарда. Жесты легки. В вашей гостинице аляповатой в банке спрессованы васильки.

Милый, вот что вы вправду любите! С Витебска ими раним и любим. Дикие сорные тюбики с дьявольски выдавленным голубым! Сирый цветок из породы репейников, но его голубий не знает конкурентов. Марка Шагала, загадка Шагала — рупь у Савеловского вокзала! Это росло у Бориса и Глеба, в смехе нэпа и чебурек. Во поле хлеба — чуточку неба. Небом единым жив человек.

Их витражей голубые зазубрины — с чисто готической тягою ввысь. Поле любимо, но небо возлюблено. В небе скотины парят и ундины. Зонт раскройте, идя на проспект. Родины разны, но небо едино. Как занесло васильковое семя на Елисейские, на поля? В век ширпотреба нет его, неба. Толика живописцев ужаснее калек. Давать им сребреники нелепо — небом единым жив человек. Ваши холсты из фашистского абсурда от изуверов свершали побег. Свернуто в трубку запретное небо, но лишь небом жив человек.

Не протрубили трубы господни над катастрофою мировой — в трубочку свернутые полотна воют архангельскою трубой! Кто целовал твое поле, Наша родина, пока не выступят васильки? Твои сорняки всемирно красивы, хоть экспортируй их, сорняки. С поезда выйдешь — как окликают!

По полю дрожь. Поле пришпорено васильками, как ни уходишь — все не уйдешь Выйдешь ли вечерком — как будто захварываешь, во поле углические зрачки. Ах, Марк Захарович, Марк Захарович, все васильки, все васильки Нет, ты ему не изменила! На тыльной стороне зеркал ты шепнула его имя. Но он тебя не услыхал. Велики В. Бокову Лежат велики В лесу, в росе.

В березовых просветах Поблескивает щоссе. Попадали, припали Крылом — к крылу, Педалями — в педали, Рулем — к рулю. Да разве их разбудишь — Ну, хоть убей! Огромные, изумленные, Глядят с земли. Над ними — мгла зеленоватая, Смола, шмели. В шумящем изобилии Ромашек, мят Лежат. О их запамятовали. И спят, и спят. Весенние велогонки Фавориты новейшей веры мчатся, галок распугав — velo-velo — примавера!

Повело кота налево! В Думе полевел состав. Многожёнство просвистело — velo-velovelo-love. Душа рвётся из физ. Завихренье в головах. Трассу пробуем, набычась. Не поймём, ни ты, ни я, неземную необычность головокружения. Эй, любовники пространства! Крутит цепи бытия, в руль, как кот вцепившись страстно, жуть горизонтальная! Где камея? Курит траву. Позабыла собственный анклав. Не лавка, а make-лавка. Всё велюровое лобби, шеф, управляющий лаб. Сердечко перебегает в ноги.

Руль бодается рогами, шины пробуют настил. Так на раме, ввысь ногами бык Европу увозил. Запад — ересь. Восток — химера. Западло по части прав. Одолевает лишь вера — вера — velovelo-love. Было всё. Сирена выла. Разбиваемся стремглав. Руль вонзался у грудь, как вилы. В белокаменных церквах прозвенела примавера: velo-velo-velo-ах!

Вечеринка Подгулявшей гурьбою Все расселись. И вдруг — Где двое?! Нет двух! Может, ветром их сдуло? Среди кутежа Два пустующих стула, Два лежащих ножика. Они лишь что пили Из бокалов собственных. Были — Сплыли. Их нет, двоих. Водою талою — Ищи—свищи! Сбежали, как сбегает С фужеров гуд. Так реки берегами, Так облака бегут. Вечернее Я сослан в себя я — Михайловское горят мои сосны смыкаются в лице моем мутном как зеркало смеркаются лоси и пергалы природа в реке и во мне и где—то еще — извне три красноватые солнца горят три рощи как стекла дрожат три дамы брезжут в одной как матрешки — одна в иной одна меня любит смеется иная в ней птицей бьется а 3-я — та в уголок забилась как уголек она меня не простит она еще отомстит мне светит ее лицо как со дна колодца — кольцо Я готов совершить хоть какое грех ради тебя.

Когда судьи мне кинут сроки — от восьми лет до 100 восьми, соображают они, беспощадные, что бессмертен я, чёрт возьми! Возвращение в Сигулду Отшельничаю, берложу, отлеживаюсь в березах, лужаечный, можжевельничий, отшельничаю, отшельничаем, нас трое, наш 3-ий постоянно на стреме, позвякивает ошейничком, отшельничаем, мы новейшие, мы знакомимся, а те, что мы были до этого, как наши пустые одежды, валяются на подоконнике, как странны нам те придурки, дальние, как при Рюрике дрались, мельтешили, дулись , какая все это дурость!

А домик наш в три окошечка через бугор в лесовых массивах просвечивает, как косточка просвечивает через сливу, мы тоже в леса обмакнуты, мы зерна в зеленоватой мякоти, притягиваем, как соки, все мысли земли и шорохи, как мелко мы жили, ложно, турбазники через кустарник пройдут, постоят, как лоси, растают, умаялась бегать по лесу, вздремнула, ко мне припавши, и тенью мне в кожу пористую впиталась, как в промокашку, я весь тобою пропитан, лесами твоими, тропинками, читаю твое лицо, как легкое озерцо, как ты поменялась, милая, как ссадина, след от свитера, но опять как разминированная — спасенная?

Куда б мы сейчас ни выбыли, с просвечивающих бугров нам вслед улетает Сигулда, как связка зеленоватых шаров! Война С другими мирами связывая, глядят очами отцов детки — широкоглазые перископы мертвецов. Вы застали меня живым — не на свалке, не на пьедестале. Когда все вы трупами стали, вы застали меня земным.

Передача идёт живьём, передача наследства миром, биополем, живым эфиром — что мы думаем, как поём. Как потрясно, что я живой! Гламурная революция I На журнальных обложках — люрексы. Уго Чавес стал кумачовым. Есть гламурная революция. И пророк её — Пугачёва.

Обзывали её Пугалкиной, клали в гнёздышко пух грачёвый. Над эстрадой нашей хабалковой звёзды — Галкин и Пугачёва. Мы пытаемся лодку раскачивать, ищем рифму на Башлачёва, угощаемся в даче Гачева, а она — уже Пугачёва. Она уже очумела от неясной тоски астральной — роль великой революционерки, ограниченная эстрадой. Для какого-то Марио Луцци это просто дела амурные.

Для нас это всё Революция — не кровавая, а гламурная. Есть явление российской жизни, называемое Пугачёвщина. А душа все неугощённая! Её воспринимают шизы, как общественную пощёчину. В ресторанчике светской вилкою ты расчёсываешь анчоусы, провоцируя боль великую — пугачёвщину. На Стромынке словили голого, и ведут, в шинель заворачивая. Я боюсь за твою голову. Не отрубленную. II Галкин — в белоснежном, и в красном — Алла пусть летают в гламурных гала.

Глобальное потепление хрюкает над головой. Семидесятипятилетие стоит за моей спиной. Я хрупкие ваши камеи спасу, спиной заслоня. Двадцатого века камения летят до вас через меня. Туда и обратно нелюди сигают дугою вольтовой. Стреляющий в Джона Кеннеди убил Старовойтову.

Нет Лермонтова без Дарьяла. В горле от пуль першит. Стою меж веков — дырявый, мешающий целиться щит. Спасибо за вивисекции. Нельзя, молвят, выяснить прежнего Вознесенского в Вознесенском Госпремия съела Нобеля. Не успели меня распять. Остался с роскошным шнобелем Вознесенский К чему умиляться сдуру? Гадать, из что был крест? Есть в новейшей архитекстуре Архитекстор и Архитекст.

Я не был лишь протестом. Протест мой звучал как тест. Я был Твоим архитекcтором. Пора ворачиваться в текст. Гобелен Я 1-ый день рождения Справляю меж людей. Вы пришли, надеясь на антиюбилей. Анти Маяковский? Анти Басаев? Анти взорвать бы зал Чайковского? Это не выручает. Может, к попке бантик приколоть велюровый?..

Колонны в белоснежных ватниках пухнут каннелюрами. Антилопы мыслят Тыльной стороной. Антиглобалисты Хочут шар земной Никогда не ной — Станешь Антиной. В нашей антижизни темное - белей. Ты еще таджикам справь антиюбилей! Кажет нам прожилки с изнанки гобелен.

Темный кобелина? Белоснежный Блок? Бог елен Красивых temple Год повелел украсть все в темпе бля… God eleventh of September дембель дает тендер Подсознанье. Юбер аллес Русь! Мне Царевна - лебедь в зеркале кривом приоткрыла трепет храмовым крылом. Я Твои из Всенощной слышу зуммера.

Наилучшая из дам в камне застыла. Бывшее купелью для моих стихов станет искуплением земных грехов. Я - 1-ый из поэтов, который для людей Храм построю. Это - антиюбилей. Говорит мать Когда ты была во мне точкой отец твой тогда настаивал , мы задумывались о для тебя, дочка,— бросить либо не оставить?

Рассыпчатые твои косы, ясную твою память и нынешние твои вопросы: «оставить либо не оставить? Гойя Я — Гойя! Глазницы воронок мне выклевал ворон, слетая на поле нагое. Я — Горе. Я — глас Войны, городов головни на снегу 40 первого года. Я — Голод. Я — гортань Повешенной бабы, чьё тело, как колокол, било над площадью голой Я — Гойя!

О, грозди Возмездья! Взвил залпом на Запад — я пепел незваного гостя! И в мемориальное небо вбил прочные звёзды — Как гвозди. Я — Гойя. Грузинские рынки Долой Рафаэля! Да здравствует Рубенс! Фонтаны форели, Цветастая грубость! Тут празднички в будни Арбы и арбузы. Торговки — как бубны, В браслетах и бусах. Индиго индеек. Вино и хурма. Ты нчынче без денег? Пей задарма! Да здравствуют бабы, Торговки салатом, Под стать баобабам В четыре обхвата! Рынки — пожары.

Тут огненно, молодо Пылают загаром Не руки, а золото. В их блики масел И вин золотых. Да здравствует мастер, Что выпишет их! Грузинские дороги Вас за плечи держали Ручищи эполетов. Вы рвались и дерзали,— Гусары и поэты! И уносились ментики Меж склонов—черепах И полковые врачи Копались в черепах. Но оставались песни. Они, как звон подков, Взвивались в поднебесье До будущих веков. Их горная дорога Крутила, как праща.

И к нашему порогу Добросила, свища. И опять мёртвой петлею Несутся до рассвета Такие же отпетые — Шоферы и поэты! Их фары по спирали Уходят в небосвод. Вы совесть потеряли! Куда вас занесет?! Из горного озона В даль будущих веков Летят высочайшим зовом Гудки грузовников.

Двое Ежели вдруг ненастьем замело под Бореем — Ты схватись за сердечко. За моё. А когда мне будет «не того», я схвачусь за сердечко. За Твоё! Брось ей в небо, как рыбам подкормку, монастырскую горсточку птиц! Античные строчки В воротничке я — как рассольный в кругу кривляк.

Но по ночам я — пес Рф о 2-ух крылах. С обрывком галстука на вые и дыбом шерсть. И дыбом крылья огневые. Противников не счесть. А ты меня шерстишь и любишь, когда ж грустишь — выплакиваешь мне, что людям не сообщишь. В мурло уткнешься меховое в репьях, в шипах И слезы общею звездою в шерсти шипят.

И неминуемо минуем твою беду в неименуемо немую минутку ту. А с утра я свищу против воли, но мой язык — что слезы слизывал Рф, чей светел лик. Раз поэтов не убивают, означает, некоторого убивать. Маяковского Туристский автобус — хвост морковкой — из Турина.

Маяковский: — Фу, туристы Авторитет: — Повторим, дед! Маяковский: — Тьфу, туристы Дымок струится. Телка Валерия с Димой-киллером. Фавн с метлой и ведром, как с кивером. Киллеры, пейте ликёры! Проститутки, жуйте бананы! Заходит уполномоченный с ментами, Упырь наморщенный сентиментально : — Ух, порно-ноченьки! Как я одинок Я — Бес, нью ноу-хау Хаоса. ТЁлка: — А хулишь? Есть справка. Уполномоченный: — Конопля? Во, бля! ТЁлка: — Забирает? И на абчественность. Вырву яичка вашим «Мумий троллям» Ситуация под контролем.

Киллер обиделся : — Мир обыдлился. В камеру? Всенародную невесту?! Сюда телекамеру протеста! Менты: — Где склад наркоты? В Киеве? В Туве? Киллер: — В НТВ! Уполномоченный: — В уборной молятся Маяковский: — Фунт урины. Тем не наименее темнеет. Тёлка несознанку мелет. ТЁлка: — Неисповедимы сострадания пути. Ты меня освободи! Алло, МК? Начинается ломка Всю страну разламывает, Дима! Вибрация лишает сна. Дима, жить невыносимо!.. Выстрел Уполномоченный шаги ускорил : Оба-на!

У, много, мочи нет Я выстроил всю полноту картины Снова не ту НТВ: — Нету Лерки — леркилеркилеркилер Киллер: — Молчу. Не стой под сифоном! Не порть промоушен. Афиша: — Малер. 2-ая симфония Моцарта. Киллер достает шмалер.

Уполномоченный: свалился, намоченный. И мокрые губки шепнули: «Демокр Дух тёлки: — Сваливаем, Димок! Киллер: — Простимся, Лера. Я тебя обожал. Я выстрелом тебя освободил от наркоты и тёмных сил. Свобода — погибель Была ты очень хороша для жизни, пленная душа. Но это скроем. Ситуация под контролем выстрела в затылок. Докторы вычисляют количество дырок. Из одной, гелиотропом И раскаянием дыша, Струйкой дыма, точно штопор, Испаряется душа.

И белеют, далеки, Люди, как грибы-дымки. Афиша: — Мясковский, Фуга. Над брошенной пушкой дымок струится, Как дыхание в тифу Маяковский: — Тьфу, трюизмы Как-то удивительно — Жить, обожать — и больше никогда. Неуж-то лишь порно-прана? Неуж-то просто два дымка? Ни души. Ни ДНК. Нелюдимой стужи череда. Точнее — навсегда. Вы задумывались — нет? Не масса индифферентная, а совесть страны и честь.

Есть в Рихтере и Аверинцеве земских докторов черты — постольку интеллигенция, постольку они честны. Не уважаю лесть. Есть пороки в моём отечестве, зато и пророки есть. Такие, как вне коррозии, ноздрёй петербуржской вздет, Николай Александрович Козырев — небесный интеллигент. Он не замечает карманников. Явился он в мир стереть 2-ой закон термодинамики и с ним тепловую погибель. Когда он читает лекции, над кафедрой, бритый весь — он истой интеллигенции указующий в небо перст.

Воюет с извечной дурью, для подвига рождена, отечественная литература — отечественная война. Какое призванье лестное служить ей, отдавши честь: «Есть, российская интеллигенция! Дама и стенка Держите шатенку! Она разбегалась и билась о стенку — Лицом, животиком бесполезно прекрасного тела. Лоб всмятку и платьице клочками, как пена — о стену! За ужасную стоимость Красивою быть, да ещё современной, За тело, что истязает нощно, а здесь ещё денно, — За съехавший с рамой портрет Рубинштейна, о все деловые постели, о все «невозможно», о «тесно» — о стену!

И опосля удара с минутку, наверно, две нижние толики дрожали, как опосля Шопена. Прости эту сцену. Стенка одолела. Мы тени системы, о стену!.. Будь благословенна Та сила паденья, что сбивши колени, Кидает на стену! Ты вдруг вылетаешь таранящим наклоном — Через стенку — Оставив дыру с очертаньями тела.

Через тело летят облака и ночные сирены. Будь благословенна. Живите не в пространстве, а во времени, минутные деревья для вас доверены, владейте не лесами, а часами, живите под минутными домами, и плечи заместо соболя кому-то закутайте в неоценимую минутку Какое несимметричное Время! Крайние минутки - короче, Крайняя разлука - длиннее Килограммы сыграют в коробку. Вы не страус, чтобы уткнуться в бренное. Погибают - в пространстве. Живут - во времени. Куда же всё денется? И кем пожираются, как голубцы, спелёнутые младенцы?..

Ну хорошо б меня. Но за что же Тебя? Запястье в прожилках Живёшь, сероглазую муку терпя. Скажите прижизненно! Куда же нас тащит наружу рыбак? Застыли Заведи мне ладошки за плечи, обойми, лишь губки дыхнут о мои, лишь море за спинами плещет. Наши спины, как лунные раковины, что замкнулись за нами на данный момент. Мы заслушаемся, прислонясь. Мы — как формула жизни двоякая. На ветру глобальных клоунад заслоняем своими плечами возникающее меж нами — как ладонями пламя хранят.

Ежели правда, душа в каждой клетке, свои форточки отвори. В моих порах стрижами заплещутся души пойманные твои! Всё становится тайное явным. Неуж-то под свистопад, разомкнувши объятья, завянем — как раковины не гудят? А пока жми, заваруха, на скорлупы упругие спин! Это нас погружает друг в друга. Яницкой, бывшей машинистке Маяковского Для вас Маяковский1 что—то должен. Я отдаю. Вы извините — он не дожил. Описывает жизнь мою платить за Лермонтова2, Лорку3 по бесконечному долгу.

Наш долг страшен и протяжен кроваво—красным платежом. Благодарю, отцы и прадеды. Вертись, эры колесо Но кто же за меня заплатит, за все рассчитается, за все? Заповедь Вечерком, ночкой, днём и с утра благодарю, что не погиб вчера.

Пулей противника сбита свеча. Благодарю за священность ритуала. Неприятель по плечу — долгожданнее брата, благодарю, что не погиб вчера. Благодарю, что не погиб вчера сад мой и домик со старенькой терраской, был бы вчерашний, позавчерашний, а поутру зацвела мушмула!

И никогда б в мою жизнь не вошла ты, что зовёшься греховною силой — чисто, как как будто грехи отпустила, дом застелила — да это ж волжба! Я б не вызнал, как ты днем свежа! Стал бы будить тебя некоторый мужчина. Это же умонепостижимо!

Благодарю, что не погиб вчера. Проигрыш чёрен. Подбита черта. Необходимо прочитать приговор, не ворча. Необходимо, как Брумель, начать с «ни черта». Существование — как будто сестра, не совершай мы магических ошибок. Жизнь — это точно возлюбленная, ибо благодарю, что не погиб вчера.

Ибо права не вражда, а волжба. Может быть, завтра скажут: «Пора! В двери чуланные барабань, знай свое место. Я безобразить для тебя запретил. Пьешь мне в отместку. Место твое меж икон и светил. Знай свое место.

Наши кеды как приморозило. Гетто в озере. Три гектара живого дна. Гражданин в пиджачке гороховом зазывает на славный клев, лишь кровь на крючке его крохотном, кровь! Я живою водой умоюсь, может, чью—то жизнь расплещу. Может, Машеньку либо Мойшу я размазываю по лицу.

Ты не трожь воды плоскодонкой, уважаемый инвалид, ты пощупай ее ладонью — болит! Может, так же не чьи—то давние, а ладошки моей супруги, плечи, волосы, ожидание будут кем—то растворены? А рынками колоссальными барабанит жабрами в жесть то, что было теплом, очами, на колени обожало сесть И ночами зовет с обрыва. И к нему Является Рыба Чудо—юдо озерных вод! Озеро приграничное. Три сосны.

Изумленнейшее хранилище жизни, облака, вышины. Лебедев , Бирман , Румер , Бойко оба Из Ташкентского репортажа Помогите Ташкенту! Озверевшим штакетником вмята дама в стену. Помогите Ташкенту! Ежели лес — помоги, ежели хлеб — помоги, ежели есть — помоги, ежели нет — помоги! Ты рожаешь, Земля. Молвят, тут прекрасные горные встанут массивы. Но так ль прекрасно, чтобы живых раскрошило?

На руинах как боль слышны аплодисменты — ловит девченка моль. Сад над адом. Вы как? Колоннада откушена. Как будто кукиш векам, над бульваром свисает пол—Пушкина. Выживаем назло сверхтолчкам хамоватым. Как тебя натрясло, белоснежный домик Ахматовой! 1-ый раз услышал в рекламе non stop А позже в "маче и ботон 2" и в передаче "игронавты" на qtv. Аркадий , этот. Skrillex Ft. The Doors.

Saveliy , мне уже кидали. Saveliy , все равно спасибо за ответ. Илья Ключников ответил Daniil. Diego , штоо. Костик Саенко. Как то друг трек включил на телефоне: "Skrillex - Kyoto", музыка сходу мне приглянулась, мне захотелось поглядеть на скрилла в инете, и начал узнавать о нём равномерно, глядеть его клипы, читать его биографию А опосля, я играл в игру на дроиде, называется: "Asphalt 8, airborne", там я услышал трек, называется: "Monsta - Holdin on", ну короче это ремикс от скрилла, и Nero.

Виктория Бондаренко. Есть в гангстер Вегас Bangarang. Денис Волков. На ютюбе смотрел ролики и наткнулся на его канал и поглядел там пару старенькых клипов. Арсалан Доржиев. Трейлер черепашек ниндзя смотрел там reptiles играл. Daniil Mamonov ответил Илье.

Илья , было в некий серии , я помню. Naumov Sema. Stranger feat. Sam Dew cut. Аркадий , Там вроде лишь один трек Пожалуйста. Сергей Алфёров. Андрей Пономарёв. Оказался на его выступлении в LA,в и здесь понеслась Ещё слышал в Ральфе,тогда вообщем бошку взорвало. Иван Мякишев ответил Денису. Денис , на каком уровне. Денис Колзун. Не знаю Но я помню что в данной для нас игре есть эти песни. Екатерина Самборская. В дивергенте stranger было на заднем плане.

А вообщем 1-ый раз услышала по bridge tv трек first of the year. Вова Трубицкий. Нафис Мухаметянов. Я в году на летних Олимпийских играх слышал. Даня Лин. Даниил Лезин ответил Vladimir. Вот полный список.

Все сколько конопля держится в крови человека мне кажется

Вы можете прийти к нам. Вы можете прийти к нам.